— Поздравляю вас, — вежливо вставила я.

— Я хочу, чтобы его лэрдство взял паренька в конюхи, — продолжала она.

— Но я, право, не могу сказать…

— Это все его отец, понимаете. — Старушка доверительно наклонилась ко мне. — Я ведь не говорю, что не нужна твердая рука, я всегда твердила: пожалеешь розгу — испортишь ребенка. Сам Господь Бог знает, что мальчишек следует лупцевать, иначе даже Он не отвратит их от дьявола. Но ежели он швыряет мальчугана прямо на очаг, а синяк у него на лице с мою руку, и все из-за того, что он взял лишнюю лепешку с блюда, тогда уж…

— Вы хотите сказать, что отец Рэбби бьет его? — перебила я.

Старая леди кивнула, довольная моей сообразительностью.

— Ясное дело. О том я и толкую. — Она подняла руку. — Я бы, конечным делом, может, и не стала совать свой нос куда не след. Отцовское право делать с сыном что захочет… только вот Рэбби — мой любимчик. И мальчик не виноват, что его отец — горький пьяница, хоть и стыдно его собственной матери говорить такое. — Как бы предостерегая от чего-то, она подняла вверх указательный палец. — Не то чтобы отец Рональда не позволял себе другой раз пропустить лишку. Но на меня и ребят он руку не поднимал — во всяком случае, после первой пробы. — Это она произнесла с некоторой долей раздумья.

И вдруг подмигнула мне, щечки округлились, как летние яблочки, и я подумала, что она была когда-то очень живой и привлекательной девушкой.

— Он меня ударил, — поведала она, — а я хвать сковородку с ручкой прямо с огня и трахнула его по башке. — Она залилась смехом, раскачиваясь вперед и назад. — Ну, думаю, я его наверняка прикончила, положила его голову себе на колени, ах, думаю, да что же мне делать, как вдове прокормить двух ребятишек? Но он опомнился и больше никогда пальцем не тронул ни меня, ни детей. Я тринадцать родила, — с гордостью заявила она. — И десятерых вырастила.

— Поздравляю, — сказала я, на этот раз от души.

— Малиновый лист, — вернулась она к прежней теме, положив руку мне на колено для пущей убедительности. — Уж вы поверьте мне, малиновый лист должен помочь. А нет, так приходите ко мне, я вам сделаю настой из желтой маргаритки и тыквенного семени, да еще сырое яйцо туда надо вбить. После того, как выпьешь, семя твоего муженька прямиком попадет в утробу, и будете вы к Пасхе пухленькая, как тыковка.

Я покраснела и закашлялась.

— И вы хотите, чтобы Джейми, то есть его лэрдство взял вашего внука работать в конюшне и уберег от побоев отца?

— Вот-вот, оно самое. Рэбби-то, он усердный, хоть и мал еще, но его лэрдство не…

Лицо старой леди словно бы оледенело в разгар ее оживленной речи. Я глянула через плечо — и тоже застыла в оцепенении. Красные мундиры. Драгуны, целых шестеро, осторожно спускались верхом на лошадях вниз по холму к мельнице.

С восхитительным присутствием духа мистрисс Макнаб встала, расправила юбки и снова уселась — на брошенную на землю одежду Джейми, совершенно скрыв ее с глаз.

На пруду позади меня послышался громкий всплеск и неистовое фырканье — это Джейми вынырнул снова на поверхность. Я боялась крикнуть или шевельнуться из страха привлечь внимание драгун к пруду, но внезапное мертвое молчание позади меня дало мне знать, что Джейми их увидел. Это молчание было нарушено всего одним словом, произнесенным негромко, но зато от всей души:

— Merde.[9]

Старая леди и я сидели недвижимо, с каменными лицами наблюдая, как солдаты спускаются с холма. В последнюю минуту, когда они свернули на дорожку вокруг мельницы, мистрисс Макнаб осторожно повернулась ко мне и прижала палец к губам: я не должна произносить ни слова, иначе они догадаются, что я англичанка. У меня не хватило времени даже на то, чтобы кивнуть ей, — покрытые засохшей грязью копыта остановились в нескольких футах от нас.

— Доброе утро вам, леди, — поздоровался предводитель.

Он был в чине капрала, но, к моей радости, это оказался не капрал Хоукинс. К счастью, и ни одного из других я не встречала в Форт-Уильяме и с облегчением расслабила судорожную хватку на ручке корзины.

— Мы сверху заметили мельницу, — заговорил драгун, — и подумали, не удастся ли купить мешок муки.

Он поклонился промежутку между нами, видимо, не зная, кому именно предназначить поклон. Мистрисс Макнаб была строга, но любезна.

— Утро доброе, — ответила она. — Но ежели вы насчет муки, то боюсь, что разочаруетесь. Мельничное колесо как раз нынче не работает. Может, заглянете в другой раз?

— Вот как! А что с колесом?

Капрал, невысокий молодой человек крепкого сложения, видимо, заинтересовался неполадкой. Он спустился на самый берег, чтобы взглянуть на колесо. Мельник тем временем высунулся из окна сообщить о сдвигах в состоянии жернова (он это уже делал прежде), но, увидев драгун, немедленно скрылся.

Капрал подозвал одного из солдат. Взобравшись по склону, он велел солдату подставить спину и встал на него. Подтянулся, ухватился обеими руками за край соломенной крыши и кое-как влез на нее. Стоя на крыше, он едва мог дотянуться до края колеса, но все же дотянулся и попробовал сдвинуть его с места. Нагнулся и крикнул мельнику в окно, чтобы тот попытался повернуть жернов вручную.

Я старалась не смотреть на нижнюю часть шлюза. Я не была в достаточной степени знакома с тем, как работает водяная мельница, но боялась, что, если колесо неожиданно повернется, произойдет беда. Как я тут же убедилась, страх мой был не напрасен, потому что мистрисс Макнаб заговорила с одним из солдат:

— Вы бы сказали вашему начальнику, чтобы он спустился. Не то и мельнице будет худо, да и ему самому тоже. Не стоит соваться в дело, коли в нем не разбираешься.

— Вам не о чем беспокоиться, миссус, — отвечал солдат. — У отца капрала Сильвера собственная мельница в Хэмпшире. То, чего капрал не знает о мельницах, уместится в моем башмаке.

Мистрисс Макнаб и я обменялись тревожными взглядами. Капрал же, покарабкавшись еще по крыше вверх и вниз, покачав и подергав колесо, спустился и подошел к нам. Он сильно вспотел и, прежде чем заговорить с нами, вытер лицо большим грубым платком.

— Я не могу сдвинуть его сверху, а этот дурак мельник, кажется, по-английски ни слова не понимает. — Он поглядел на все еще крепкую, но согнутую старостью фигуру мистрисс Макнаб, потом на меня и предложил: — Может, молодая женщина пойдет со мной и поможет поговорить с мельником?

Мистрисс Макнаб вытянула руку и ухватила меня за рукав.

— Вы уж простите мою невестку, сэр. У нее с мозгами неладно. Как родила мертвенького ребеночка, так и повредилась в уме, уже целый год не разговаривает, ни единого словца не промолвила. А я не могу отойти от нее даже на минуточку, потому как боимся мы, как бы она не утопилась с горя.

Я постаралась выглядеть полной идиоткой, что в моем состоянии оказалось не так уж сложно.